Речи

Война неизвестных воинов

Выступление по радио 14 июля 1940 года

На протяжении последних двух недель британскому флоту, помимо блокирования остатков германского флота и охоты за итальянским флотом, досталась печальная обязанность вывести из строя на время войны линейные корабли французского флота. По условиям перемирия, подписанного в железнодорожном вагоне в Компьенском лесу, эти корабли попали бы в руки нацистской Германии. Переход этих кораблей к Гитлеру угрожал бы безопасности как Великобритании, так и Соединенных Штатов. Вот почему у нас не было иного выбора, как поступить так, как мы поступили, и притом безотлагательно. Наша печальная задача выполнена. Хотя в гавани Марокко еще стоит недостроенный линкор «Жан Барт», а ряд французских кораблей находится в Тулоне и в различных портах всего мира, но их состояние и боевое значение уже не могут нарушить наше превосходство в морской мощи. Отсюда следует, что, пока они не станут предпринимать попыток вернуться в порты, контролируемые Германией или Италией, мы оставим их в полном покое. Эта грустная стадия наших отношений с Францией завершена.

Подумаем лучше о будущем. Сегодня — 14 июля, день национального праздника Франции. Год тому назад в Париже на Елисейских Полях я видел величественный парад французской армии и Французской Империи. Кто может предвидеть, что принесут с собою грядущие годы? Нам дана вера для того, чтобы помочь и поддержать нас, когда мы стоим потрясенные, глядя, как перед нами развертывается свиток человеческих судеб. И я провозглашаю свою веру в то, что некоторые из нас доживут до такого Четырнадцатого июля, когда освобожденная Франция снова будет ликовать в сиянии своего величия и славы и снова восстанет как борец за свободу и права человека. Когда взойдет заря, а она взойдет, то сердце Франции, исполненное понимания и любви, обратится к тем французам и француженкам, где бы они ни были, кто в самый мрачный час не утратил веры в Республику.

Но сейчас не станем попусту тратить слова и отравлять сознание взаимными упреками. Если у вас есть друг или товарищ, бок о бок с которым вы участвовали в великой борьбе, и этого друга свалили тяжелым ударом, то может оказаться необходимым сделать так, чтобы оружие, выпавшее из его рук, не стало служить вашему общему врагу. Но не стоит злиться из-за криков вашего друга в бреду, из-за движений, вызванных болью. Вы не должны прибавлять ему новых страданий; вы обязаны помочь его выздоровлению. Общность интересов Британии и Франции остается. Дело, за которое мы боремся, остается. Неизбежный долг остается. До тех пор, пока наш путь к победе не оборвался, мы готовы оказывать французскому правительству любые возможные услуги, помогать в развитии деловой жизни и управлении теми частями великой Французской империи, которые сейчас оторваны от плененной Франции, но сохранили свою свободу. Под давлением железных требований войны, которую мы ведем против Гитлера и всего порожденного им, мы постараемся, чтобы наше поведение заставляло каждое истинное французское сердце биться сильнее и радостнее при виде того, как мы продолжаем борьбу, и чтобы не только Франция, но и все угнетенные страны Европы почувствовали, что каждая британская победа является шагом к освобождению континента Европы от гнуснейшего рабства, в какое он когда-либо попадал.

Все свидетельствует о том, что война будет длительной и тяжелой. Никто не знает, куда она распространится. Но одно несомненно: народы Европы не будут долго находиться под властью нацистского гестапо, и мир не подчинится гитлеровской проповеди ненавистничества, жадности и владычества.

Ныне нам приходится стоять один на один с врагом, перед лицом худшего, на что способна сила и ненависть тирана. Полные смирения перед Господом, но, сознавая, что мы служим прекрасной цели, мы готовы защищать нашу родную страну от угрожающего ей вторжения. Мы сражаемся одни, но мы сражаемся не только за себя. Здесь, в Лондоне, в этом неприступном Городе-крепости, в котором воплотились заветы человеческого прогресса, городе, дорогом для христианской цивилизации; здесь, окруженные морями и океанами, на которых царствует наш флот; защищенные с воздуха мужеством и преданностью наших летчиков, мы ждем, неустрашимые, угрожающего нам нападения. Быть может, оно случится сегодня ночью. Быть может, оно начнется на следующей неделе. Быть может, оно никогда не придет. Мы должны суметь отразить не только внезапный жестокий удар, но, может быть, еще более трудные испытания длительного ожидания. Пусть испытание окажется тяжким или продолжительным, пусть оно будет таковым, но мы не станем искать мира, мы не потерпим сговора; быть может, мы проявим жалость — но сами просить о жалости не будем.

Я вполне понимаю, что испытывают сочувствующие нам зрители за Атлантикой и встревоженные друзья в еще не растерзанных странах Европы, которые, не имея возможности измерить наши силы и нашу решимость, опасались, что мы погибнем, при виде того, как столь большое число государств и королевств было растерзано в несколько недель, а то и в несколько дней, чудовищной силой нацистской военной машины. Но до сих пор Гитлер еще не встречал на своем пути такой великой нации, которая обладала бы силой воли, равной его собственной. Многие из этих стран

были отравлены интригами еще до того, как они были повержены силой. Они были подточены изнутри, прежде чем им был нанесен удар извне. Чем иначе объяснить то, что случилось с Францией — с французской армией, с французским народом и с руководителями французского народа?

Но здесь, на своем Острове, мы находимся в добром здравии и телом и душой. Мы видели, с какой методичностью Гитлер подготовлял уничтожение соседних с Германией стран. У него были готовые планы в отношении Польши и готовые планы в отношении Норвегии. У него были готовые планы в отношении Дании. У него были тщательно разработанные планы, обрекавшие на гибель мирных и доверчивых голландцев, и, конечно, готовые планы для бельгийцев. Мы видели, как была подорвана и повержена Франция. Вот почему можно быть уверенным, что существует план — быть может, разрабатывавшийся годами, — уничтожения Великобритании, которая в конечном счете имеет честь быть главным и первейшим врагом Гитлера. Я могу лишь сказать, что, какой бы план вторжения в Британию Гитлер ни подготовил два месяца тому назад, этот план должен быть полностью пересмотрен ввиду нашей новой позиции.

Два месяца назад — даже месяц назад — наши основные и главные усилия были направлены на то, чтобы держать наши лучшие войска во Франции. Нам пришлось послать во Францию для боевых действий все наши регулярные войска, все производимое нами вооружение и значительную часть нашей авиации. Но теперь всем этим мы располагаем у себя дома. Ни во время прошлой войны, ни во время нынешней у нас никогда еще не было армии, по качеству, снаряжению и численности сравнимой с той силой, которая в эту ночь стоит на страже здесь, у нас.

Сегодня в британской армии насчитывается полтора миллиона людей под ружьем; мы наблюдали, какими семимильными шагами совершенствовалась ее организация, ее оборона и ударная сила в течение июня и июля. Нет меры похвалы, которой достойны офицеры и солдаты — и, конечно, гражданские люди,— совершившие это грандиозное превращение в такой короткий срок. За спиной этих солдат регулярной армии, для целей уничтожения парашютистов и захватчиков, прибывших по воздуху, а также любых предателей, какие могут найтись в нашей среде (не думаю, чтобы их нашлось много, но горе тем, кто есть — расправа с ними будет коротка), позади регулярной армии мы имеем более миллиона добровольцев местной обороны, или, как ее называют, гражданской обороны.

Эти офицеры и солдаты, значительная часть которых прошла через горнило прошлой войны, жаждут наступать и схватиться с врагом, где бы он ни появился. Если захватчик явится в Британию, он не найдет народа, покорно распростершегося перед ним, как это случилось, увы, в других странах. Мы будем защищать каждую деревню, каждое селение и каждый город. Одна только громада Лондона в борьбе за каждую улицу без труда поглотит целую вражескую армию; мы скорее допустим, чтобы Лондон превратился в груду развалин и пепла, чем стал робким и безропотным рабом. Я обязан заявить об этих фактах, ибо надо осведомить народ о наших намерениях и внушить ему уверенность.

Минувшая неделя ознаменовалась замечательными успехами Королевских ВВС и в частности истребительной авиации. В течение этой недели наши летчики сбивали в пропорции 5 к 1 германские самолеты, пытавшиеся беспокоить наши караваны в Ла-Манше или отваживавшиеся пересекать британские воды.

Все это, конечно, только предварительные стычки, предшествующие великим ожидающим нас воздушным битвам. Но у нас нет ни малейших оснований жаловаться на достигнутые до сих пор результаты. В то же время мы, конечно, рассчитываем улучшить их еще больше по мере того, как зона борьбы расширяется и углубляется. Над всем этим царит мощь Королевского военно-морского флота. Обладая тысячью вооруженных судов, патрулирующих моря под Белым Вымпелом, флот, который способен с большой быстротой перебрасывать свои силы для того, чтобы защитить любую часть Британской Империи, подвергшуюся угрозе, способен также сохранять открытым путь, связывающий нас с Новым Светом, откуда, по мере углубления борьбы, будет поступать все возрастающая помощь.

Разве не замечательно, что после десяти месяцев неограниченной подводной и воздушной войны против нашей торговли наши запасы продовольствия стали больше, чем когда бы то ни было раньше; в то же время теперь мы располагаем значительно большим, чем в начале войны, торговым флотом, плавающим под нашим собственным флагом, не говоря уже о многочисленных контролируемых нами иностранных судах.

Почему я на этом остановился? Конечно, не для того, чтобы мы ослабили свои усилия или бдительность. Наоборот. Мы обязаны их удвоить, мы обязаны подготовиться не только к лету, но и к зиме; не только к 1941 году, но и к 1942 году, когда война, я убежден, примет иной характер, чем та оборонительная форма, в которой она протекала до сих пор. Я останавливаюсь на этих факторах нашей силы, на этих ресурсах, которые мы мобилизовали — я останавливаюсь на них потому, что считаю необходимым показать, что добро способно побеждать, и что, пробиваясь сквозь мрак теснины, мы уже видим лучи солнца, озаряющие горные вершины вдали.

Я возглавляю правительство, представляющее все партии в государстве, все верования, все классы, все приемлемые течения общественной жизни. Мы собрались под короной нашей древней монархии. Нас поддерживают свободный парламент и свободная печать. Есть одна вещь, которая всех нас объединяет и поддерживает в глазах народа, а именно — и это становится все более ясным — наша готовность к любым испытаниям, наша готовность вынести их и преодолеть. Вот в чем основа нашего единства в правительстве его величества. В такое время только таким путем нация может сохранить свою свободу, а ее правительство — защитить порученное ему дело.

Но в то же время теперь все зависит от жизненной силы британской расы во всех уголках мира, всех присоединившихся к нам народов и всех наших доброжелателей в любой стране, которые изо дня в день делают все, отдают все, рискуют всем и все переносят — все до конца. Эта война не является войной вождей племен или князей, династий или национальных честолюбивых устремлений; это — война народов и священных целей. Есть множество людей не только на нашем Острове, но и во всем мире, готовых самоотверженно сражаться в этой войне, но чьи имена навсегда останутся неизвестными, чьи подвиги никогда не будут отмечены. Это война неизвестных воинов. Но пусть же все, не отступая от веры и долга, стремятся неутомимо вперед, и тогда черное проклятие Гитлера будет снято с нашего века.

Воспоминание о Франции. Великий прагматик Черчилль падение Франции сразу же воспринял как свершившийся факт, но он понимал, сколь тягостное впечатление могло произвести это событие на англичан, тем более что нацисты и их союзники продолжали психологическую войну против последнего оплота европейской демократии. Да и в самой Англии вели свою разрушительную работу около двадцати тысяч нацистов и прогермански настроенных отщепенцев. В своей «Второй мировой войне» Черчилль обозначит летние месяцы 1940 г. словами «У последней черты», упомянув, что тогда нацисты использовали для своих военных целей потребности всей Европы, а Советский Союз, выполняя свои обязательства по пактам и договорам с Берлином, интенсивно снабжала Германию сырьем и продовольствием. Рассеять в сердцах англичан страх одиночества и бессилия перед казавшимся непреодолимым врагом — такова была цель выступления Черчилля по радио в день взятия Бастилии, являющийся национальным праздником французского народа,— и слова его были услышаны.