Речи

Четвертый поворотный пункт

Выступление по радио в связи с германским нападением на СССР 22 июня 1941 года

Я воспользовался случаем выступить сегодня перед вами, потому что мы достигли одного из поворотных моментов войны. Один из этих напряженных поворотных моментов настал год тому назад, когда Франция пала под ударами германского молота и когда нам одним пришлось встретить бурю. Второй поворотный момент настал, когда Королевский воздушный флот прогнал налетчиков-гуннов из дневного неба и тем самым отвратил нацистское вторжение на наш остров в то время, когда мы были еще плохо вооружены и плохо подготовлены. Третий поворотный момент настал, когда президент и конгресс Соединенных Штатов приняли Закон о ленд-лизе, позволивший отдать почти два миллиарда фунтов стерлингов богатств Нового Света делу защиты наших и их свобод. Таковы были эти три поворотных момента. Теперь наступил четвертый.

Сегодня, в 4 часа утра, Гитлер вторгся в Россию. При этом обычные для него формы коварства были соблюдены со всей скрупулезной точностью. Между обеими странами был торжественно подписан остававшийся в силе договор о ненападении. Германия не заявила ни одной жалобы по поводу того, что этот договор о ненападении между Германией и СССР не выполняется. Прикрываясь договором, Германия производила концентрацию огромных армий на линии, простирающейся от Балтийского до Черного моря; а в это время воздушные эскадры и бронетанковые дивизии Германии постепенно и методично занимали свои позиции. Внезапно, без объявления войны, даже без предъявления ультиматума, на русские города посыпались германские бомбы, германские войска нарушили границу; а спустя час германский посол, который еще накануне вечером изливался перед русскими в уверениях дружбы и говорил чуть ли не о союзе, посетил русского министра иностранных дел, чтобы заявить ему о наличии состояния войны между Германией и Россией.

Таким образом, было повторено, в еще гораздо большем масштабе, такое же преступление против всякой формы подписанного договора и международных норм взаимодоверия, свидетелями которому мы были в Норвегии, Дании, Голландии и Бельгии,— преступление, которому сообщник Гитлера, шакал Муссолини, так добросовестно подражал по отношению к Греции.

Все это не явилось неожиданностью для меня. В самом деле, я обращался с ясными и четкими предупреждениями к Сталину по поводу надвигающихся событий. Я обращался с предупреждением к нему точно так же, как до этого я обращался с предупреждением к другим. Я могу лишь надеяться, что это предупреждение не было оставлено без внимания. В настоящий момент мы знаем лишь то, что русский народ защищает свою родную землю и что его вожди призвали его к сопротивлению до конца.

Гитлер — это исчадие зла, ненасытное в своей жажде крови и разбоя. Не удовлетворившись тем, что вся Европа находится у него под каблуком или запугана и доведена до различных форм унизительного подчинения, он хочет теперь обречь на резню и опустошение народные массы России и Азии. Страшная военная машина, которую мы и остальной цивилизованный мир столь глупо, столь беспечно, столь бесчувственно позволили нацистским гангстерам создавать из года в год почти что из ничего, не может оставаться в бездействии, иначе она заржавеет или развалится на куски. Она должна находиться в постоянном движении, поглощая человеческие жизни и растаптывая домашние очаги и права сотен миллионов людей. Более того, ее надо кормить не только мясом, но и нефтью.

Вот почему этот кровожадный разбойник должен пустить свои механизированные армии на новые поля резни, грабежа и опустошения. Сколь ни бедны русские крестьяне, рабочие и солдаты,— он должен лишить их нефти, которая двигает их плуги, и таким образом вызвать голод, какого не знала история человечества. Но резня и разруха, которые его победа принесет русскому народу (если только он добьется победы, ведь он еще ее не завоевал), сами по себе явились бы лишь ступенью в его попытке ввергнуть четыреста или пятьсот миллионов людей, обитающих в Китае, и триста пятьдесят миллионов, обитающих в Индии, в бездонную пропасть человеческой деградации, над которой водружена сатанинская эмблема свастики. Не будет преувеличением заявить здесь, в этот летний вечер, что жизни и счастью еще одного миллиарда людей ныне угрожает жестокое нацистское насилие. Этого достаточно, чтобы у нас захватило дух. Но я расскажу вам кое о чем еще, что стоит за этим, кое о чем, что очень близко затрагивает жизнь Британии и Соединенных Штатов.

Единственная суть и принцип нацистского режима — это жадность и расовое господство. В своей деловитой жестокости, свирепой агрессии он превзошел все виды человеческой низости. На протяжении последних двадцати пяти лет никто не был таким упорным противником коммунизма, как я. Я не откажусь ни от одного слова, которое я когда-либо говорил о нем. Но все это бледнеет перед тем зрелищем, которое раскрывается перед нами теперь. Прошлое с его преступлениями, ошибками и трагедиями отступает в сторону. Я вижу русских солдат, стоящих на пороге своей родной земли, охраняющих поля, которые отцы их возделывали с незапамятных времен. Я вижу их, стоящих на страже своих домов, где молятся их матери и жены,— ибо бывают времена, когда все молятся,— о безопасности своих любимых, о возвращении своих кормильцев, своих воинов, своих защитников. Я вижу десять тысяч деревень России, где средства к существованию с таким трудом выжимались из земли, где еще существуют первобытные человеческие радости, где девушки смеются, а дети играют. Я вижу, как на все это надвигается в чудовищном натиске нацистская военная машина, с ее щеголеватыми прусскими офицерами, которые звенят шпорами и щелкают каблуками, с ее ловкими специалистами, имеющими свежий опыт устрашения и связывания по рукам и ногам десятка стран. Я вижу также тупые, вымуштрованные, покорные, жестокие массы гуннской солдатни, тянущейся подобно стае ползучей саранчи. Я вижу полет германских бомбардировщиков и истребителей, с их ранами, еще не зажившими от ударов британского бича: они наслаждаются жертвой, которая кажется им более доступной и менее опасной.

Позади всего этого пламени, позади всей этой бури я вижу небольшую группу злодеев, которые замышляют, организуют и обрушивают эти слепящие ужасы на человечество. И тогда я мысленно переношусь через минувшие годы к тем дням, когда русские армии были нашими союзниками в борьбе с тем же самым смертельным врагом; когда они сражались с такой великой доблестью и постоянством и помогли завоевать победу, от участия в которой, увы, они были — отнюдь не по нашей вине — полностью отстранены. Все это я пережил, и вы простите меня за выражение моих чувств и волнение, вызванное воспоминаниями.

А теперь я должен объявить решение правительства его величества — причем я уверен, что с этим решением со временем согласятся великие доминионы,— ибо мы обязаны высказаться теперь, сразу же, без единого дня промедления. Мне предстоит выступить с декларацией. Но можете ли вы сомневаться в том, какова будет наша политика? У нас есть лишь одна цель, лишь одно и единственное непоколебимое стремление. Мы твердо решили уничтожить Гитлера и все следы нацистского режима. От этой цели нас ничто не отвратит — ничто. Мы никогда не вступим в переговоры, мы никогда не станем договариваться с Гитлером или с кем-либо из его шайки. Мы будем биться с ним на суше, мы будем биться с ним на море, мы будем биться с ним в воздухе до тех пор, пока, с Божьей помощью, мы не избавим землю от его тени и не освободим народы земли от его ярма. Всякий человек или государство, которые борются против нацизма, получит от нас помощь. Всякий человек или государство, которые идут с Гитлером,— наши враги. Это относится не только к государствам, но и ко всем представителям той гнусной расы квислингов, которые становятся орудием и агентурой нацистского режима, направленными против своих соотечественников и против своей родной страны. Они, эти квислинги, подобно самим нацистским вожакам, если только они не будут свергнуты собственными соотечественниками, что избавит нас от лишних забот,— будут отданы нами на следующий же день после победы на справедливый суд трибуналов союзников. Такова наша политика, такова наша декларация. Отсюда следует, что мы окажем России и русскому народу любую помощь, какую только сможем оказать. Мы призовем всех наших друзей и союзников во всех частях земного шара последовать по этому же пути и придерживаться его так же, как и мы, честно и неуклонно до конца.

Мы предложили правительству Советской России любую техническую и экономическую помощь, какая в наших силах и может оказаться полезной ей. Мы будем бомбить Германию днем, равно как и ночью, все с большей силой, сбрасывая на нее из месяца в месяц все большее количество бомб и заставляя немецкий народ с каждым месяцем отведывать и проглатывать все более тяжелую дозу тех бедствий, на которые немцы обрекли человечество. Знаменательно, что только вчера Королевский воздушный флот, сражаясь над территорией Франции, сбил 28 боевых машин гуннов; это было в небе над французской землей, которую гунны захватили, осквернили и, как они заявляют, держат прочно. Но это только начало. Отныне операции наших военно-воздушных сил будут проходить в еще больших масштабах. В ближайшие шесть месяцев начнет сказываться помощь, которую мы получаем от Соединенных Штатов военными материалами разнообразного характера, в особенности тяжелыми бомбардировщиками.

Это не классовая война, но война, в которой участвует вся Британская империя и Британское Содружество наций без различия рас, верований или партий. Не мне говорить о действиях Соединенных Штатов, но я могу сказать, что если Гитлер воображает, что его нападение на Советскую Россию приведет хотя бы к малейшему разногласию в отношении целей или ослаблению усилий великих демократических стран, которые произнесли свой окончательный приговор над ним, то он жестоко ошибается. Наоборот, мы еще более укрепимся в нашем стремлении спасти человечество от тирании Гитлера, мы станем сильнее, а не слабее в нашей решимости и в наших ресурсах.

Теперь не время морализировать об ошибках стран или правительств, которые допустили, чтобы их били поодиночке, в то время как объединенными действиями они могли бы избавить себя и избавить весь мир от этой катастрофы. Но, говоря несколько минут назад о кровожадности и ненасытных аппетитах Гитлера, толкнувших или увлекших его на путь русской авантюры, я сказал о том, что за этим преступлением кроется более глубокая побудительная причина. Он стремится уничтожить русскую мощь, ибо надеется, что в случае успеха он сможет повернуть основные силы своей армии и авиации с Востока и бросить их против нашего острова, который, как он знает, он должен либо победить, либо — понести наказание за свои преступления. Вторжение Гитлера в Россию является не более чем прелюдией к попытке вторжения на Британские острова. Он надеется, несомненно, что это может быть выполнено до наступления зимы и что он сможет завоевать Великобританию прежде, чем флот и военно-воздушные силы Соединенных Штатов смогут вмешаться. Он надеется, что ему снова удастся повторить, но в еще больших масштабах, чем раньше, процесс уничтожения своих противников поодиночке — процесс, который так долго ему удавался, и что после этого очистится поле для заключительного акта, без которого все его завоевания окажутся тщетными, а именно акта подчинения Западного полушария своей силе и своей системе. Следовательно, опасность для России является опасностью для нас и опасностью для Соединенных Штатов, точно так же, как дело каждого русского, борющегося за свою землю и дом, является делом свободных людей и свободных народов во всех уголках земного шара. Усвоим же те уроки, которым нас уже научил столь жестокий опыт. Удвоим же наши усилия и, пока жизнь и силы нас не покинули, ударим по врагу объединенной мощью.

Восточный фронт. Итак, 22 июня 1941 года Восточный фронт, о непременном возникновении которого Черчилль говорил не только, когда ему стали известны конкретные завоевательные планы нацистов, но и в годы «великой дружбы» Сталина и Гитлера, стал реальностью. Немедленная и однозначная реакция Черчилля на нападение Германии на Советский Союз показывает, насколько он был готов к этому событию, вызвавшему шок и растерянность у кремлевских правителей. В своем выступлении по радио 22 июня через несколько часов после вторжения нацистов в Россию, к сожалению не дошедшем в полном объеме до народов СССР, Черчилль тверд, но не злопамятен. Он лишь легкими штрихами характеризует предысторию немецкого нападения, строго следуя своему собственному афоризму: «Если мы будем пытаться поссорить прошлое и настоящее, мы потеряем будущее». Будущее же в этой его памятной речи предстает уже более определенным, хоть он и не забывает предупредить британцев о том, что угроза вторжения нацистов на остров все еще остается вполне реальной.