Два года на посту премьер-министра

Выступление по радио 10 мая 1942 года

Сегодня исполнилось ровно два года моего пребывания на посту первого министра короля. И мне кажется, что следует выступить перед вами по радио, оглянуться на пройденный нами путь, разобраться в нашем нынешнем положении и осторожно, но в то же время решительно, заглянуть в будущее.

Пройденный нами период потрясений бесспорно был полон тревог и трудов; он был отмечен целым рядом несчастий и разочарований. В этот день, два года тому назад, немцы топтали Голландию и Бельгию, жестоко и безжалостно вторгнувшись в эти страны, а вскоре после этого на нас обрушилась новость о разгроме Франции и роковая капитуляция в Бордо. Муссолини, этот итальянец-неудачник, решил, что наконец-то он дождался своего шанса на дешевую и легкую победу, на богатую поживу без борьбы. Он нанес удар в спину умиравшей Франции и, как ему казалось, обреченной Британии. Мы остались одни; нам удалось спасти четверть миллиона наших дюнкеркских войск, увы, безоружных, в момент, когда мы, сами еще безоружные, столкнулись с победоносной Германией, а также с тщательно подготовленными к войне силами Италии, тогда еще числившейся в рядах первоклассных в военном отношении держав.

Над нами, над нашим островом, нависла непосредственная угроза вторжения. Средиземное море было для нас закрыто; открытым оставался лишь длинный путь вокруг мыса Доброй Надежды, где на страже стоял генерал Смэтс; наши немногочисленные, плохо вооруженные войска в Египте и Судане, казалось, стояли перед лицом гибели. Весь мир, даже самые верные наши друзья, считали, что пришел конец. И тогда мы приготовились победить или умереть. В этот великий и торжественный момент мы были едины. Все мы одинаково были исполнены решимости погибнуть сражаясь; мы швырнули в лицо врагам наше презрение к смерти; мы приступили к исполнению своего долга и, по милости Господней, были спасены.

В те дни на мою долю выпало выразить чувства и стремления британской нации в момент величайшего кризиса. Такая честь далеко превосходила мои самые честолюбивые мечты. В течение целого года после падения Франции мы были одни, держа высоко знамя свободы и поддерживая надежды всего мира. Мы завоевали итальянские колонии, мы уничтожили или захватили в плен почти всю африканскую армию Муссолини, мы освободили Абиссинию, мы успешно защищали и продолжаем защищать от германских посягательств Палестину, Сирию, Персию и Ирак. Мы испытали тяжелые неудачи в наших попытках помочь героическим грекам; мы перенесли, не дрогнув, много тяжелых ударов за морями, но еще больше — в наших городах здесь, на родине; и все это время, пользуясь поддержкой и помощью президента Рузвельта и Соединенных Штатов, мы стояли против врага одни, не отступая и не сдаваясь.

Каково же наше положение теперь? Может ли кто-нибудь сомневаться в том, что, если только мы достойны своего будущего,— а мы докажем, что мы его достойны,— оно в наших руках? Как в прошлой войне, так и в нынешней мы испытаем много неудач и поражений прежде, чем достигнем полной и окончательной победы. Для того чтобы победить, нам надо лишь выстоять и выдержать. Теперь мы уже более не безоружны; мы отлично вооружены. Теперь мы не одиноки; мы имеем могущественных союзников, связавших себя торжественной клятвой в общих интересах стоять вместе с нами в рядах Объединенных наций. Конец может быть только один. Когда он настанет и как он придет, я сказать не могу. Но когда обозреваешь наши огромные ресурсы, коль скоро они будут полностью собраны и развернуты,— ибо это можно сделать и будет сделано,— мы сможем с растущей уверенностью выступить навстречу неизвестности.

В период нашего полного одиночества наши силы неуклонно росли. Дерзким, однако, должен быть тот человек, который в те дни взялся бы определить точно, каким именно образом мы победим. Но, как это случалось и в прошлой истории нашего острова, оставаясь стойкими и несгибаемыми — если угодно, упрямыми — перед лицом континентального тирана, мы дожили до момента, когда этот тиран совершил роковую ошибку. Диктаторы, так же как и демократии, и парламентские государства, иногда совершают ошибки. Поистине, когда вся повесть будет досказана до конца, то выяснится, я уверен, что, несмотря на все свои приготовления и заблаговременно составленные планы, диктаторы совершали более серьезные ошибки, чем демократии, на которые они нападали. Даже Гитлер иногда совершает ошибки. В июне прошлого года, без малейшего повода, в нарушение пакта о ненападении он вторгся в земли русского народа. В тот момент он имел сильнейшую в мире армию с богатым военным опытом, упоенную невероятными и непрерывными победами, снаряженную огромным количеством самого современного оружия. Он воспользовался преимуществом внезапного и вероломного нападения и погнал юношей и мужей германской нации вперед, на Россию.

Русские, под предводительством своего воина-вождя Сталина, понесли потери, которые ни одной другой стране или правительству не удавалось перенести в такой короткий промежуток времени и не погибнуть. Но они, подобно нам, были исполнены решимости не сдаваться. Они оросили родную землю своею кровью. Они по-прежнему смотрят прямо в лицо врагу. С первого же дня и до конца года, вплоть до сегодня, они сражаются с непреклонным мужеством. И с первого же дня нападения на них, когда еще никто не мог знать, как обернется дело, мы заключили с ними братский союз и торжественный договор об уничтожении царства нацизма и всех его деяний. И тогда Гитлер совершил свою вторую великую ошибку. Он забыл про зиму. В России, как вам известно, бывает зима. На протяжении долгих месяцев держится очень низкая температура. Там бывает снег, там бывает мороз и тому подобное. Гитлер забыл про эту русскую зиму. Очевидно, он получил весьма посредственное образование. Все это мы знаем по школьным учебникам, а он позабыл. Я еще никогда не допускал такой жестокой ошибки. Итак, зима грянула и обрушилась на плохо одетые армии; а вместе с зимою настала пора доблестных русских контратак. Никто точно не скажет, сколько миллионов немцев уже погибло в России среди снегов. Несомненно только, что их погибло больше, чем было убито за все четыре с четвертью года прошлой войны. Возможно, что даже больше. Этот человек настолько опьянен своей жаждой крови и завоеваний, настолько велика та власть, которую он имеет над жизнью немцев, что на днях он проболтался, будто для второй зимы в России его армии будут лучше одеты, а паровозы более приспособлены, чем они были во время первой зимы.

Это было таким признанием в отношении продолжительности войны, которое пронзило германские сердца холодом не менее острым, чем ледяные ветры России. Какие же страдания еще суждено перенести германскому мужскому населению в этой новой кровавой бойне? Что ждет теперь Гитлера? Несомненно, русские армии сильнее, чем они были в прошлом году; на тяжелом опыте они научились сражаться с немцами в открытом бою; они хорошо вооружены, и стойкость их и мужество неиссякаемы. Вот перед чем стоит Гитлер. Что же он имеет позади себя? Позади себя он имеет голодную, закованную в цепи Европу, которая научилась ненавидеть слово «нацист» так, как никогда еще люди за всю историю человечества не ненавидели какое-либо имя; Европу бурлящую и готовую восстать при первой возможности.

Но это еще не все, что Гитлер оставил позади себя. Мы выступили против него в поход, и вместе с нами в поход выступила великая республика — Соединенные Штаты. Королевский воздушный флот уже принялся за Гитлера; британское, а в скором времени и американское воздушное наступление на Германию станет одной из главных особенностей мировой войны в этом году. Теперь настало время воспользоваться нашим возрастающим превосходством в воздухе, чтобы крепко ударить и безостановочно бить по внутреннему фронту Германии, откуда на весь мир обрушилось столько зла, откуда началось массированное германское нападение на Россию. Но теперь, когда германские армии будут истекать кровью и истощать свои силы на 2000-мильном русском фронте и когда весть о сотнях тысяч убитых и раненых немцев достигает германской империи,— именно теперь настало время показать на практике германскому народу порочность его правителей, уничтожая у него на глазах заводы и морские порты, от которых зависят его военные успехи.

Последнее время германская пропаганда упорно обращается к британскому общественному мнению, предлагая положить конец этим жестоким методам ведения войны, которые, по мнению немцев, должны быть строгой монополией Herrenvolk. Даже сам герр Гитлер далеко не радостно воспринял этот метод обращения с ним, но был настолько добр, что к своим страшным угрозам примешал и жалобный вой. Он торжественно предупреждает нас, что если мы будем продолжать разрушать германские города, его военные заводы и базы, то он ответит разрушением наших соборов и исторических памятников,— конечно, в том случае, если они не слишком удалены от берега. Нам не впервые слышать его угрозы. Восемнадцать месяцев тому назад, в сентябре 1940 года, когда герру Гитлеру казалось, будто он располагает самыми мощными воздушными силами, он заявил, что сотрет с лица земли — он так и выразился: «сотру» — наши села и города. И он, бесспорно, сделал такую попытку. Но, как говорится, теперь сапог уже на чужой ноге. Герр Гитлер даже изволил усомниться в гуманности такого ведения войны. Как жаль, что это наитие не снизошло на него до того, как он бомбил Варшаву, истребил 20 тысяч голландцев в беззащитном Роттердаме, обрушил свою лютую злобу на открытый город Белград. В те дни он, бывало, похвалялся, что на каждую тонну бомб, сброшенных нами на Германию, он сбросит в десять, а то и во сто раз больше на Британию. Так он говорил и сам в это верил. Действительно, некоторое время нам приходилось очень сильно страдать из-за подавляющего авиационного превосходства герра Гитлера и его крайней жестокости.

Но теперь роли переменились. Мы имеем возможность доставлять в Германию во много раз больший груз фугасных бомб, чем тот груз, который герр Гитлер имеет возможность доставлять к нам, причем эта диспропорция будет возрастать в течение всего лета и далее, до конца войны! Точность нашего бомбометания удвоилась, а при должной практике я рассчитываю на дальнейшее улучшение этой стороны дела. Более того — наши методы обращения с прилетающими сюда германскими налетчиками более чем оправдали затраченные нами огромные усилия. В течение апреля мы уничтожили одну десятую всех неприятельских самолетов, участвовавших в налетах на наш остров; между тем сами мы, осуществляя действия в масштабе в несколько раз большем, понесли потери пропорционально гораздо меньшие. Мы долго ждали такого поворота колеса Фортуны и в ожидании этого стойко переносили все выпавшие на нашу долю испытания.

Мы помним, как часто в германских пропагандистских фильмах, имеющих своей целью запугать нейтральные страны и восславляющих опустошительное насилие, показывали выстроившиеся ряды крупных, нагруженных бомбами германских бомбардировщиков; потом — те же бомбардировщики, летящие в боевом строю; далее, они же, обрушивающие груз бомб на лежащие далеко внизу беззащитные города и деревни, задыхающиеся в пламени и дыму взрывов и пожаров. В начале войны все это преподносилось нейтральным странам в качестве образца того, что значит вести войну по-немецки. Все это предназначалось для того, чтобы внушить миру, будто сопротивление германской воле невозможно и что самый безопасный и легкий путь — это покориться и пойти в рабство. Те дни миновали. Жернова Господни мелют медленно, но — очень мелко. Я прославляю как пример высшей и поэтической справедливости тот факт, что люди, которые развязали и обрушили на человечество все эти ужасы, теперь у себя дома, на собственной шкуре почувствуют сокрушительные удары справедливого возмездия.

Мы располагаем длинным списком германских городов, в которых сосредоточены важнейшие отрасли германской военной машины. Суровый долг велит нам поступить со всеми этими городами так, как мы уже поступили с Любеком и Ростоком и еще с полдюжиной важнейших пунктов. Однако у гражданского населения Германии есть легкий способ избежать эти тяжелые испытания. Для этого им придется всего лишь покинуть города, где производится военное снаряжение, покинуть заводы и отправиться в открытое поле, чтобы издали наблюдать, как горят их дома. Может быть, тогда немцы найдут время для размышлений и раскаяния; может быть, тогда они вспомнят о миллионах русских женщин и детей, которых они выгнали на гибель в снега, о массовых казнях крестьян и военнопленных, на которые они обрекли древние и славные народы Европы. Может быть, тогда они вспомнят, что за этот путь через бедствия и смерти к конечной гибели, по которому идет Германия, отвечает злодейский гитлеровский режим и что свержение тирана является первым шагом к освобождению мира.

В настоящий момент мы переживаем затишье между грозами, но все же это только затишье перед тем, как ураган во всей своей ярости снова разразится на русском фронте. Мы не знаем, когда он начнется; пока что мы не наблюдали никаких признаков крупной концентрации германских войск, которая обычно предшествует широкому наступлению. Возможно, эту концентрацию немцам удалось провести тайно, возможно также, что эти войска еще не выступили на Восток. Но вот уже 10 мая, время уходит. Мы шлем привет русским армиям, и мы надеемся, что тысячи танков и самолетов, доставленных им для подкрепления из Британии и Америки, окажутся полезным дополнением к их собственным, великолепно развитым и реорганизованным военно-промышленным ресурсам.

В то же время должен затронуть еще один серьезный вопрос. Советское правительство высказало соображение о том, что немцы, отчаявшись в успехе своего нападения, способны применить против армий и народа России отравляющие вещества. Сами мы твердо решили не применять этого ужасного оружия, если только немцы первыми не применят его. Но, зная хорошо гуннов, мы не пренебрегли соответствующими приготовлениями, и притом в грозных масштабах. Я хотел бы теперь же со всей ясностью заявить, что в случае неспровоцированного применения отравляющих веществ против нашего русского союзника мы будем действовать точно так же, как если бы их применили против нас самих, и, если мы убедимся в том, что Гитлер совершил это новое злодеяние, мы воспользуемся нашим значительным и растущим превосходством в воздухе для того, чтобы в максимально возможном масштабе осуществить химическую войну против военных объектов в Германии. Таким образом, пусть Гитлер сам решает, желает ли он прибавить эти новые ужасы к происходящей воздушной войне. Уже в течение некоторого времени мы совершенствуем нашу оборону, и теперь я обращаюсь с предупреждением к народу — не допускайте беспечности или небрежности. В то же время я уверен в одном: британский народ, вступивший в боевое товарищество с нашим русским союзником, не отступит ни перед какими жертвами и испытаниями, которых это товарищество может потребовать.

Тем временем наши поставки танков, самолетов и других военных материалов в Россию из Британии и Соединенных Штатов продолжаются в полном объеме. В наши обязанности входит конвоирование северных караванов к месту их назначения. Наши военные и торговые моряки прокладывают путь через страшные арктические штормы, пробиваются сквозь строй рыскающих германских подводных лодок и самолетов береговой авиации, отбивают нападения германских эсминцев и других надводных судов, со своей обычной стойкостью и истинным мужеством. Пока что, хотя и не без потерь среди торговых судов и конвойных кораблей, все караваны заканчивали свое плавание успешно. Впредь мы намерены держаться так же стойко и пробивать путь по этому северному маршруту с полным напряжением своих сил.

Можем ли мы сделать еще что-нибудь для того, чтобы облегчить бремя России? Из разных кругов раздаются требования, чтобы мы вторглись на континент Европы и таким образом создали второй фронт. Само собою понятно, я не стану раскрывать наших планов, но одно я скажу: я приветствую боевой, наступательный дух британской нации, который полностью разделяют с нами по другую сторону Атлантического океана. Не намного ли лучше, что на тридцать втором месяце этой трудной войны мы являемся свидетелями всеобщего стремления схватиться с врагом в ближнем бою, чем если бы появились признаки усталости от войны? Не намного ли лучше, что на Трафальгарской площади собираются многотысячные демонстрации людей, требующих яростного и смелого нападения, чем если бы мы слышали плач, стоны и заклинания о мире, которые в других странах, во времена других войн так часто сковывали действия и энергию правительства? Нас радует и вдохновляет мощное биение сердца свободной нации, сурово и бесстрашно рвущейся вперед, во имя правого дела. Мы обязаны не отставать от нее ни в дерзании, ни в мудрости.

На протяжении минувшей недели наши мысли были заняты событиями, происходившими на двух островах: один из них очень крупный, другой очень небольшой, это — Мадагаскар и Мальта. Мы признали необходимым принять меры к тому, чтобы Мадагаскар не перешел в неприятельские руки в результате какого-либо бесчестного или безвольного поступка, а может быть, и прямого сообщничества со стороны «Виши», подобно тому, как это уже было в Индокитае и причинило нам столько вреда. Три месяца прошло с тех пор, как было принято это решение, и более двух месяцев с того момента, как экспедиционные силы отбыли с наших берегов. Первая задача этого отряда состояла в том, чтобы захватить великолепную гавань Диего-Суарез, расположенную в северной части Мадагаскара; если бы эта гавань оказалась в руках у японцев, они получили бы возможность полностью парализовать нашу связь с Индией и Ближним Востоком. Пока войска еще находились в пути, я, должен признаться, вздрагивал всякий раз, как видел в газетах слово «Мадагаскар». Все эти статьи с диаграммами и всевозможными картами, говорившие о том, как важно для нас захватить Мадагаскар раньше, чем это сделают японцы, оказаться там «хотя бы в этот раз первыми», как писали газеты,— все эти статьи повергали меня в ужас. Вопрос был не в просачивании информации или нарушении тайны. Как говорится, великие умы мыслят одинаково. Но умная догадка порою может оказаться не менее опасной, чем разглашение военной тайны. Вот почему я с глубоким чувством облегчения узнал, что сообщения о трудностях, с которыми встретились наши солдаты, и о потерях войск оказались сильно преувеличенными и что операция была проведена быстро и успешно.

Мы считаем, что мы взяли опеку над этим островом. Мы взяли опеку над ним во имя той доблестной Франции, которую мы когда-то знали, вместе с которой двигались в одном направлении и чье возвращение на заслуженное ею место среди великих держав мира необходимо для будущего Европы. Мадагаскар находится под защитой объединенных наций. «Виши», находящееся в руках у немцев, было вынуждено шуметь и протестовать. Но Франция, которая поднялась в Сен-Назере и в один прекрасный день восстанет в яростном порыве против нацистов, понимает цель наших действий и доверяет нам.

Небольшой остров— это Мальта, крохотная скала, овеянная исторической славой и духом романтики. Сегодня мы приветствуем возвратившегося к родным берегам генерала Добби, на протяжении почти двух лет героически оборонявшего Мальту. Бремя, которое он с такой честью так долго нес, дает ему право на отдых и передышку. В лице лорда Горта мы приобретаем новую движущую силу. Его деятельность на Гибралтаре отличалась высокими достоинствами. И не его вина, что наши армии во Франции не смогли себя показать. Он замечательный солдат. В данный момент ужасающее воздушное наступление на Мальту ослабло. Как видно, огромная часть неприятельской авиации переброшена в восточном направлении. Что это означает? Во всяком случае это означает, что еще одно жестокое воздушное сражение за Мальту, против которой противник сосредоточил такие огромные силы, пожертвовав таким множеством самолетов, которые теперь ему приходится с каждым днем все больше экономить,— еще одно ожесточенное воздушное сражение будет выиграно. Но остаются другие опасности, и я не знаю в Британской империи никого, кому бы я с большей готовностью доверил борьбу с этими опасностями, чем лорду Горту.

Если бросить сегодня ретроспективный взгляд на ход войны, она предстанет в виде четырех отдельных глав. Первая глава закончилась покорением нацистами Западной Европы и падением Франции. Вторая глава, в которой Британия стояла один на один с врагом, закончилась нападением Гитлера на Россию. Начавшуюся тогда третью главу я бы назвал — Русская Слава. Да продлится она! Четвертая глава началась в Перл-Харборе, когда партия японской военщины предательски напала на Соединенные Штаты и Великобританию на Дальнем Востоке. Сегодня мы дошли именно до этого места.

Итальянская агрессия 1940 года перенесла войну из Европы в Африку. Японская агрессия охватила всю Азию, в том числе непобедимый Китай, и так или иначе втянула или втянет в войну весь Американский континент. Таким образом, борьба распространилась на весь мир, и на карту поставлена судьба всех государств и народов. Эта новая глава — глава всемирной войны — ставит перед нами множество трудных и сложнейших задач. Но неужели найдется здравомыслящий человек, который не видел бы, как резко и решительно страшная чаша весов склонилась на сторону дела свободы? Правда, японцы, воспользовавшись тем, что мы были заняты другими делами, и тем обстоятельством, что Соединенные Штаты в течение длительного срока стремились сохранить мир, с неожиданной для себя легкостью и быстротой захватили желанные земли и богатства Ост-Индского архипелага. Отныне японцы столкнутся на расширяющихся фронтах со все более упорным сопротивлением. Японцам трудно выдержать такие потери, какие они понесли в морском сражении в Коралловом море; мы еще не располагаем уточненными данными, но, хотя бы судя по той лжи, которую японцы оказались вынужденными распространять насчет потопления линкора класса «Уорспайт», уже ясно, что военно-морские силы Соединенных Штатов и Австралии выиграли жесточайшее сражение.

Японские милитаристы не могут равнодушно отнестись к потерям авиации, которые они понесли во многих пунктах, в особенности у северных берегов Австралии и при отражении японского нападения на Коломбо и Тринкомали. Заранее накопленные ресурсы Японии неизбежно давали ей превосходство на Дальневосточном театре в начальный период войны; однако силы Соединенных Штатов, выраженные как в наличных, так и потенциальных единицах современной военной мощи, сами по себе во много крат больше сил Японии. Мы со своей стороны также внесем свой вклад в конечное поражение и наказание этой честолюбивой и жадной нации. Но понадобится время, прежде чем подлинные силы обеих сторон в войне на Востоке смогут проявиться в полной мере. Я не склонен заниматься предсказаниями, но сегодня я не сомневаюсь в том, что британские и американские морские силы уже не выпустят японцев из своих железных объятий, а наши превосходящие авиационные силы, прикрывая энергичные операции других родов войск, повалят японцев наземь. Этот процесс еще более ускорится, если Гитлер потерпит поражение в Европе. Поэтому сегодня я обращаюсь к вам со словами надежды. Вы ее заслужили, а факты ее подкрепляют. Но как бы дело ни повернулось, мы не дрогнем; мы пойдем до конца и исполним свой долг, что бы нас ни ждало — победа или смерть. С Божьей помощью, иного пути у нас нет.

Отчет народу. 10 мая 1942 г. исполнилось два года пребывания Черчилля на посту премьер-министра, и эту дату он ознаменовал отчетным обращением по радио к английскому народу. Он охарактеризовал тот период своего правления, когда Англия в течение года одна противостояла нацистской агрессии, и постарался внушить осторожный оптимизм своим слушателям, знавшим, что их страна теперь не одинока перед врагом. Он представил в своей речи всю панораму близких и дальних сражений, английских военных достижений и неудач и отметил огромный вклад СССР в борьбу с общим врагом. Тем, кто в Англии и в США уже в мае 1942 г. требовал высадки союзников на континент, он дал понять, что этот вопрос стоит на повестке дня. Он рассказал о том, что к маю 1942 г. английская военная авиация полностью господствует в небе Европы, и о том, что именно это обстоятельство предотвратило планировавшуюся Гитлером химическую войну на Восточном фронте. Он рассказал о потоке транспортов с военным снаряжением, идущих в Советский Союз. Ему было в чем отчитаться и чем обосновать свою глубокую веру в победу.